В современной журналистике давно сложился стереотип представлений о крупном современном руководителе, о предпринимателе. Стал привычным то ли буржуазный, то ли лакейский (а есть ли разница?) глянцевый шик. Пресса тиражирует образ респектабельного временщика, ведущего легкомысленную светскую жизнь, избегающего «проклятых» русских вопросов. Читателей журнала «Шестое чувство» такой подход не устраивает, но нас искренне интересует внутренний мир преуспевающих современных профессионалов.

Сегодня наш собеседник– Алексей Коровин, президент Инвестсбербанка, профессиональный экономист, финансист, и СМИ нередко интересуются его экономическими прогнозами. Но у нас нашлись вопросы, которых президенту банка не задавал ещё ни один корреспондент…

***

– Алексей Александрович, вы полтора десятилетия работаете в банковской сфере, а теперь возглавляете Инвестсбербанк. Находится ли в Вашем насыщенном ежедневном графике место для жизни души?

– Душа, как и тело, должна питаться разной пищей. Для меня такой пищей чаще всего оказывается общение с большим количеством людей – это сотрудники и партнёры, с одной стороны, семья и друзья, с другой. Конечно, времени совершенно не хватает на то, чтобы это общение приобрело нужную глубину. Даже очень близкие люди, находящиеся в ежедневном общении, не всегда могут сразу оказаться на одной волне – требуется несколько часов, чтобы сказались сокровенные слова. И мне часто кажется, что я прошёл мимо каких-то важных слов, не сказал или не услышал...

Наше поколение, на мой взгляд, неожиданно быстро всё получило, мы искромётно живём и рано стареем. Я часто вспоминаю девяностые годы, начало банковского бизнеса. Конечно, был труд и бессонные ночи, была колоссальная ответственность. И вместе с тем нам уже был открыт весь мир. До августовского кризиса 1998 г. я побывал не менее, чем в тридцати странах; часто посещение включало в себя лишь презентацию слайдов перед потенциальными кредиторами, так называемое Road show, после чего компьютер выключался и наша команда в спешке отправлялась в аэропорт.

Ваш вопрос очень правильный. Важно в такой суматохе не утратить правильную систему координат, не потерять вкус к вечным ценностям. «Наше сердце засалилось, и нас уже не удовлетворяет ничто», как говорил афонский старец Паисий.

–  Расскажите о ваших родителях, об истории семьи…

–  Мои родители (к сожалению, покойные) оба принадлежали к педагогическому миру – мама работала в системе профтехобразования, а отец – физик, преподавал в МИРЭА. Так случилось, что среди моей близкой и отдалённой родни не было никого, кто бы жил за пределами нынешнего Центрального Федерального Округа. Московская губерния, Смоленская губерния, Рязань, Ржев… Наверно, поэтому меня всегда тянуло и по-прежнему тянет к путешествиям.

Семья жила весело и дружно. Пока не появилась подмосковная шестисоточная дача, мы каждый год выбирались на Украину – в местечко Пирново, недалеко от Киева. Там я круглые сутки ловил рыбу, ходил с отцом или с дедом за грибами. О рыбалке отец не забывал и в Москве, нередко на выходные мы выбирались к реке. К этому увлечению он относился очень серьёзно и самозабвенно.

– Как вы пришли к вере, что сопутствовало этому выбору в юности?

– Школьником я по инерции вступил в комсомол, исполнял рутинную положенную проформу, но, признаться, не вникал в атеистическую риторику. Я никогда не считал себя неверующим, но вместе с тем раньше был согласен с героем Булгакова в том, что вопрос, верит ли человек в Бога, – нетактичен. Хотя такой ответ – не более, чем защита от чужого внимания.

Наверно, каждый человек в юности находится в поиске – хочется найти золотой ключик, с помощью которого откроется единственная дверца, нужен один ответ на все вопросы. Я читал Германа Гессе, и мне нравился буддизм; познакомился в метро с проповедником-американцем, и мне показалось, что правы баптисты. А потом вдруг внезапно пришла уверенность, что я должен найти располагавшийся неподалёку православный храм. Я бродил по улицам в районе от «Аэропорта» до «Динамо», но нашёл его не сразу – с третьей попытки, и попал на исповедь к батюшке, который стал моим духовником, и сейчас я часто обращаюсь к нему за помощью. Это было в 1992-м году. А потом пришёл опыт – опыт молниеносных ответов на молитвы, пусть даже не всегда осознанные. Наш московский приход, с которым связана моя жизнь последние шестнадцать лет, сформировался вокруг храмов Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке и Митрофана Воронежского. Люблю эти места с детства.

Недаром говорится, что вера – это дар. В памяти всплывают различные эпизоды из детства и школьных годов – художественные впечатления, затронувшие душу. Бунинские «Чистый понедельник» и «Жизнь Арсеньева», пронзительный «Город Золотой» в исполнении Гребенщикова, переводные книги Льюиса… Каждое такое впечатление было даром свыше.

– Что для вас означают литература, поэзия? Не могли бы вы процитировать какие-то любимые строки?

– Я заболел стихами классе в седьмом. Первым потрясением был Хлебников: «Детуся! / Если устали глаза быть широкими, если согласны на имя «браток», / Я, синеокий, клянуся / Высоко держать Вашей жизни цветок». Необычные образы удивляли и запоминались. Стал читать всё подряд, особенно нравились Блок и Мандельштам («Божье имя, как большая птица, вылетело из моей груди…»), Случевский, Тютчев, Владимир Соколов, Цветаева.

И – Борис Пастернак. Увлечение Пастернаком продолжается всю жизнь. Помню, как брёл по Москве ослепительным мартовским днём с приобретённым в букинистическом отделе Дома книги на Калининском томиком Пастернака и бормотал: «С головой Москва, как Китеж, / В светлоголубой воде». Не знаю лучших стихов на Евангельскую тематику, чем стихи из романа «Доктор Живаго», особенно удивительна «Страстная неделя».

Каждый год перечитываю трёхтомник Пушкина, вышедший когда-то в СССР десятимиллионным тиражом. Всегда на полке – отдельный том с «Евгением Онегиным».

Сейчас всё чаще перечитываю стихи Н.Стефановича: «Познай же Бога, ясного насквозь, / Пока портфелям, тезисам и книжкам, / Пока вещам закрыть не удалось / Лицо Его, открывшееся слишком». Мечтаю, что когда-нибудь доведётся принять участие в издании полного собрания стихов и поэм этого замечательного поэта.

В стихах меня больше всего интересуют переживания жителя мегаполиса, поминутно теряющего ориентиры и в то же время инстинктивно стремящегося к гармонии. Заданный антураж – Москва начала 21 века, вся заставленная рекламными щитами и увешанная перетяжками, Москва новостроек и современных мостов, Москва супермаркетов и ресторанов, казино и ночных клубов; здесь тратятся состояния, здесь же скрываются в подвалах и на чердаках тысячи бомжей. И в этом же городе, незаметно для большинства, течёт незамутнённый ручеёк религиозной жизни, заново отстраивается богослужебный строй и возрождается православное самосознание.

Из прозы не могу не назвать Клайва С.Льюиса. Вот уж удивительный пример, как можно ненавязчивым британским слогом проповедовать небесные истины. Потрясением и загадкой на всю жизнь стало знакомство с Достоевским, с прозой Гоголя. Для меня критерием художественного произведения всегда была концентрация радости, растворённой в тексте работы. За современной литературой следить не успеваю, читаю только то, что дарят друзья.

– Назовите самые живо-трепещущие проблемы, которые ощущаются сегодня в треугольнике «Церковь – государство – бизнес». В Москве и в далёких уголках России.

– Прежде всего, нужно обратить внимание на наши семьи и наших детей. Среди российских нацпроектов нет проекта «СЕМЬЯ». До недавнего времени никто из наших высоких руководителей не заявлял, что России нужны дети. Аборты, детские дома, безотцовщина, потеря авторитета школьных учителей, вплоть до утечки умов за рубеж, – всё это звенья одной цепочки. Только несколько лет назад президент России стал с высоких трибун говорить об этих проблемах. Перейти бы от слов к делам… Сейчас предпринимаются многие инициативы по различным запретам и ограничениям. Это очень правильно и в отношении гей-парадов, и в отношении недопущения насилия в эфире, но нужно не только дать оценку тому, «что такое плохо», но и показать, «что такое хорошо». Именно возрождение семьи может и должно стать подлинной национальной идеей России. Главное в семье – это любовь, понимание и поддержка. Церковь учит, что именно семья является малой церковью.

– Расскажите историю храма прп. Серафима Саровского в Алабушеве. Как строили, как добивались, что собой представляет приход, расскажите о батюшке.

– Всё очень просто – собралась группа единомышленников, поначалу очень небольшая – все умещались на одной садовой скамейке. Вдохновителем был Игорь Соколов, стоматолог и предприниматель, наш староста. Нам хотелось, чтобы в нашем посёлке появился храм, куда могли бы ходить наши дети. На Зеленоград с населением в 250 тысяч приходится только три храма, куда на воскресную службу невозможно войти – приходится стоять на улице. В Алабушеве местное население – старожилы посёлка – соседствует с дачниками, с москвичами, которые поселились здесь в последние десять-пятнадцать лет. Оказалось, что и тем, и другим необходим храм. Мы получили благословение. Нашу инициативу поддержала епархия, и за несколько месяцев был построен небольшой храм преподобного Серафима Саровского. Место выбрали достойное – близ перекрёстка дорог, на возвышении, неподалёку от маленького пруда. Каждый вносил посильную лепту – мне, например, при строительстве Храма поручили миссию казначея, так сказать, в соответствии с профессией.

Сейчас количество постоянных прихожан – более сорока человек, а на большие праздники приходит больше, потому и остро встал вопрос о строительстве большого храма. Наш настоятель протоиерей Алексей Додонов и служащий священник Александр Усов уже имеют большой опыт «храмостроительства» – в церковь Митрополита Алексия в Середникове еженедельно стекаются десятки прихожан не только из соседних посёлков и деревень, но и многие москвичи. И наш Серафимовский храм никогда не пустует, а по праздникам каждый раз можно увидеть новых прихожан, увидеть счастливые лица, в том числе и лица детские. Когда на наших глазах, на обычном пригорке, по благословению Божьему и порыву нескольких единомышленников возникает святое место – это счастье, ни с чем не сравнимое.

– Вы много путешествуете, взаимодействуете с партнёрами в разных странах. Есть ли у вас впечатления о православной жизни за рубежом?

– Я бывал в православных храмах Нью-Йорка и Лондона, Парижа и Вены, заходил в русские, как их называют, церкви Брюсселя, Ниццы и Кипра. С удовольствием читал вестники приходской жизни. Был очень рад двуязычным службам.

Поразила беседа Митрополита Антония Сурожского, ныне покойного, со своими лондонскими прихожанами – до сих пор помню, как медленно и вдумчиво он произносил каждое слово молитвы. И всё это – на фоне суматохи мегаполиса – финансового центра мира!

В «русских» храмах становятся понятны слова Галича: «Когда я вернусь, я приду в тот единственный дом…» Для наших соотечественников, постоянно живущих и работающих за рубежом, храм часто становится домом…

– Благодарим вас за беседу. Надеемся на взаимное продолжение знакомства.

– Надеюсь на это и я. Как читатель, я знаком с «Шестым чувством» уже год. Должен сказать, у журнала есть своё лицо. Верю, что он нужен и авторам, и читателям. А некоторые публикации хочется не только читать, но и перечитывать. Не останавливайтесь на добром пути, успехов вам!

Интервьюировал

Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ

Перейти к содержанию номера