Современный россиянин стремительно учится по­треблять. Чтобы убедиться в этом, достаточно провести час-другой в любом сетевом магазине. Необязательно в час пик - только покупать само­му ничего не надо. Свободно странствуя вдоль полок, стеллажей, прилавков и холодильников, вы увидите, с каким вкусом и обстоятельностью, я бы даже сказал, в познавательном формате наши соотечественники (самых разных профес­сий, статусов и состояний) приобретают бытовую технику, коврики и посуду, одежду и аксессуа­ры - и, конечно же, продукты питания. Особен­но продукты питания! Мы изучаем этикетки и лейблы, учимся распознавать степень свежести и состав ингредиентов «хлеба насущного», ре­шаем проблему достаточных, но не избыточных количеств и объёмов, обсуждаем соотношения цены и качества...

Этим занимаются старички и старушки, за­служившие у государства пенсию за свой ка­торжный советский труд и решившие, конечно, скромно вознаградить себя за это (кое-кто из них ведь ещё помнит Великую Отечественную! Голод и карточки). Молодые, конечно, отоваривают­ся быстрее; покупают они меньше - но дороже! Не терять же зря лучшие годы. Отдают дань по­требительской корзине люди среднего возраста, родители (этим нужно ещё и детишек одеть-обуть-накормить-развлечь) - и «свободные» люди, торопящиеся ещё «пожить для себя». В этой очереди мы встречаем и церковно- и священ­нослужителей (иногда даже в подрясниках, хотя налицо тенденция в свободное от службы время переодеться «в гражданку»)... Конечно, хлеб на­сущный нужен и им. Все мы - люди-человеки. И само по себе это не грех.

Современный россиянин наряду с этим так же стремительно разучивается понимать такого же, в общем, как и он сам, россиянина. Ближне­го своего. Хотя какой он, к шуту, ближний - если подумать? Своя-то рубашка ближе к телу. С каж­дым днём и даже с каждой минутой мы теряем общие интересы (при этом интересы наши не ста­новятся разными! Просто «одинаковый» - это не «общий»). Общество, человечество расслаивается на всё более мелкие группы, а те - на инди­видуумы; традиционные социальные институции слабеют, деформируются и отмирают; и каждый прежде всего торопится обеспечить свои права, огородить свою собственность и персону от по­сторонних посягательств... Принято вот ругать олигархов и министров за трёхметровые заборы и автоматчиков, отделяющих нашу «элиту» от народа на Рублёвке и Новорижском шоссе. Но ведь дело-то только в том, что они - богатые! Им есть за что беспокоиться. У меня, скажем, машины представительского класса нет (вообще никакой нет. Но это неважно), и я не озабочен тем, чтобы её не поцарапали и не угнали. Я от­носительно бескорыстен и демократичен только потому, что небогат. А если бы получил милли­онное наследство? Кто знает. Вы считаете себя лучше? Мы все - «участники регаты», как поётся в популярной песенке... И это грех.

И все мы ищем удобное, выгодное или спо­койное по крайней мере место под солнцем. Таких мест, чего греха таить, меньше, чем пре­тендентов. Перенаселение у нас, производ­ственный, продовольственный - глобальный, в общем - кризис! Поэтому защита собственных прав и реализация своих интересов становится всё более напряжённым делом. На всё остальное времени и сил попросту не хватает!

Уйдя из приоритетов, взаимопонимание становится факультативным и, я бы сказал, всё более проблематичным. Как профессиональ­ный филолог, фиксирую в окружающей языко­вой среде не только очевидную тенденцию к унификации (которую ругают, конечно, везде и всюду, но сделать-то с нею ничего не могут!), стремление к примитиву, но и сопутствующий ей процесс формирования всё новых и новых условных-сословных-клубных-профессиональных-местнодиаспорных сленгов. Слов-«маркеров», «распознающих» кодовых вопро­сов, определяющих по наличию-отсутствию «ключа» в ответе - «свой» вы или же «чужой»? Общий язык неуловимо, но последовательно распадается на закрытые, противопоставлен­ные друг другу версии, зачастую невнятные друг для друга. Самый очевидный пример -конфликт «отцов и детей», идущий на уровне словесного обмена: современный молодой человек, услышав от вас всего пару фраз, уже безошибочно решает, есть смысл общаться с вами доверительно, неформально или нет. И редко ошибается, к сожалению. Люди старших поколений становятся столь же нетерпимы, а возможностей у них всё ещё побольше...

Мы воюем друге другом и не хотим этого по­нимать. Потому что считаем себя правыми. Сто­ит ли удивляться этому, спросите вы? Ведь мир всегда был суетен и зол, греховен и непоследо­вателен (страсти ведь противоречат друг дру­гу)... Что изменилось под солнцем? Что нового под луной? Есть ли альтернативы?

Ну учтём хотя бы то, что мир не вечен - вечен только Бог. Всей этой неразберихе, корыстным интересам, ненависти, трусости и слепоте поло­жен некий предел. В Вечность он не шагнёт - ис­чезнет, когда закончится время. Но до того как оно закончится, каждый из нас должен успеть понять, в чём он неправ, и успеть измениться. Отстать от греха и присоединиться к Богу, стать верным, перестав быть неотребным. И в этом, конечно, должна помочь Церковь Божия, частью которой нам необходимо стать. Церковь по опре­делению противостоит хаосу, бессмысленности и злобе мира. Она непобедима - «врата Адовы не одолеют её», обещал Христос.

И всё-таки при этом Церковь состоит из человеков. «Бог создал нас без нас - но спасти нас без нас Он не может», - смело, но ведь справедливо сказал шестнадцать столетий назад Августин Бла­женный. Каждый из нас нужен Богу - по неизре­ченной милости Его - и каждый из нас нелишний для Церкви. Мы должны составить, как говорят об этом богословы, некоего Единого Адама - но­вое, праведное человечество - из нас самих... По «проекту» Божию, по наставлению священника и умудрённого верой ближнего-мирянина.

Именно поэтому особенно горько встречаться со всё более частым и программным нежелани­ем верующих, воцерковленных людей понимать и помогать человеку «внешнему», не опреде­лившемуся ещё в неразберихе мира. Увы, война с миром, предписанная Святым писанием, за­частую переходит в войну с ближним. Ведь мы все «ближние» друг другу - «дальних» быть не должно. Вместе с тем едва ли не все тревожные симптомы, о которых я поминал в самом начале, характерны и для сегодняшних церковных об­щин и братств, для людей воцерковленных - ак­тивных прихожан - и священников, диаконов и монашествующих. С нас-то, с мирян, что взять? А они - пастыри.

Пастырь должен быть «пастырем добрым», по образу из притчи Иисуса Христа. (Ясно, что и строгим, и смотрительным. Но ведь и заботли­вым, и снисходительным; входящим в немощи наши, для того чтобы наставить в их исправле­нии). А мы всё чаще видим стандартную реак­цию отчуждения от проблем постороннего че­ловека; осуждение и наклеивание «ярлыков» с приговором. «Это вам по грехам!» - Отцы Святые! Мы ведь по грехам-то и не понимаем подчас, что такое грехи! Погиб ребёнок от рук маньяка-извращенца... «Вам понять это труд­но. Но вы должны радоваться, что Бог его при­брал. Не стал он ни наркоманом, ни развратни­ком, ни грабителем». Да, нам понять это труд­но. Почему же тогда Господь не взял ребёнка к Себе более «пристойным» путём? Вы лучше пообщайтесь с безутешными родителями с любовью и состраданием, а не менторски и с ледяным холодом!.. Скажите им, что Бог попу­стил убийце изнасиловать их девочку до смер­ти не потому, что Он - злой и жаждет невинной крови, а потому, что взрослый мир своей раз­нузданностью и развратом сам подталкивает наших детей в руки убийц, - и кто же здесь виноват: Бог или богомерзкие люди, творящие беззаконие (нравственное, экономическое, фи­нансовое и политическое) и лишающие себя и других смысла жизни, неотделимого от еди­нения с Богом?! Увы, убийцы тоже обладают свободой воли - этим поистине богоподобным свойством (из-за него-то Бог и спасает нас не без нас и отвращает от зла не без нашего на то согласия, и в этом - величие любимого творе­ния Божиего), доведённым ими до совершенного извращения. Бог же видит всё - и он дей­ствительно забирает детей-мучеников сразу в рай, но попускает пролитию их невинной крови только по той причине, что иными способами уже не достучаться до окаменелого сердца за­косневшего в смертных грехах общества. На­сильственная смерть маленьких детей - это всегда вестник большой беды. Когда разврат­ники убивают девочек и мальчиков в массовом порядке, это - знак того, что жизнь в России обессмыслилась и вменяется нам в грех. Од­нако объяснить всё это внятно и убедительно, чтобы нас поняли, можно лишь при условии, что мы сами не отвращаемся от собеседника и нам не всё равно, что ему больно и страшно. А такое мы, увы, видим всё реже и реже.

Нормальный, конструктивный диалог между верующими и неверующими людьми сегодня стал исключением из исключений - и несправед­ливо будет сказать, что это происходит по вине только неверующих людей! Открытая трансля­ция духовного опыта, правил духовной жизни на практике ограничивается только проповедями после литургии в церкви - каких-нибудь пят­надцать-двадцать минут!.. И всё. Открытое исповедание веры для каждого христианина - это предписанный Богом закон; но на практике мы видим, что веру свою православные либо стыд­ливо скрывают, либо (если это экстремисты-эпатажники, какие-нибудь «опричники» или фана­тики другого «разлива») угрожают насадить её дубиной и пулемётами. Что же касается слабых попыток представить и отстоять православную позицию в дискуссиях на разного рода теле-ток-шоу, то складывается впечатление, что эта миссия провалена системно - надёжно и изна­чально: каждая новая попытка оборачивается очередным поражением. Как минимум непони­манием. Даже при взаимной симпатии спорящих (вспомните диалог между дьяконом Кураевым и актрисой Милявской).

Миссионерская деятельность Русской на­шей православной церкви - в отличие от про­тестантов и всяких секстантов! - не видна и не слышна. Общины и приходы всё более пре­вращаются в своего рода «закрытые анклавы», едва ли не подобные резервациям для «корен­ных жителей» Америки: индейцев. Окопаться, запереться, дать отпор всякому, кто зайдёт с улицы! А ведь надо бы, наоборот, в храм зазы­вать! Не пирогами, понятно, и не для бесчин­ства в колготках... Но всё же...

О «пирогах» отдельно. Традиционно бытовые устои православия в России связаны с русской народной культурой. Ведь именно народ-хлебо­пашец, купец да умелец были носителями право­славной веры. Уж они-то знали, какой длины и покрою юбку носить дочерям да как пристойно вести себя добрым молодцам! Такая ориентация видна и теперь. Однако она становится всё более и более «декоративной», празднично-неприкладной. В сусально-квасные, лапотно-кулачные «игры» на праздниках уже никто не верит. Даже те, кто играет в них. И они всё больше и боль­ше напоминают песни и пляски тех же «индейцев-сиу» во главе с югославом Гойко Митичем... Народная культура не создаёт жизнеспособных форм. (Чего не скажешь о других наших братьях: азербайджанцах, казахах, армянах и т.д. У них с этим много современнее и преемственнее.) Все уже смирились с этим и согласны потерять по­следнего русского тракториста в обмен на более «дешёвого» гастарбайтера из Средней Азии.

Но даже на таком скромном поприще, как на­родная традиция, у православия совсем недав­но появился «конкурент», активный, ищущий и предприимчивый: неоязычники. Они множатся, предпринимают и находят всё новых и новых сторонников. Давайте скажем прямо: они КРА­ДУТ их у Церкви. Но вовлечённое новым между­народным курсом на «толерантность» и либера­лизм священноначалие не даёт им отпора.

Ещё одной традиционной опорой право­славной церкви в России искони была «госу­дарственность». (Можно сказать и наоборот: Церковь была опорой государству - противоречия в этом, я полагаю, нет.) И после избыто­го нами благополучно ига безбожного социа­лизма мы опять видим, как власть мирская и священноначалие церковное потянулись друг к другу. Но почему-то происходит это за счёт всё большей «беспризорности» народа, кото­рому предписываются богобоязненность и законопослушание, но внимания уделяется всё меньше. Да ведь и некогда - за торжественны­ми и официальными встречами, годовщинами, празднествами и так далее!.. При этом народ во всей своей греховности практически не зна­ет пастырей и мирских начальников, которые могли бы стать для него достойным примером. Примером личным, нравственным и эффектив­ным - «жизненным» - одновременно. Увидеть таковых современный россиянин может только в игровых сериалах. Но ведь нельзя решать ре­альную проблему на основе одного только ху­дожественного вымысла! (К тому же в нынеш­нем сериале всё чаще герой - и даже священ­ник! - наводит справедливость, тишь, гладь и Божью благодать не законным путём, а кулака­ми, стволом и «отрицательным обаянием». Как голливудский ковбой. И зрителю это кажется нормой и нравится. Мы вообще перестаём раз­личать, что нормально, а что нет. Потому что всё кругом - ненормальное. Не замечаете?)

Я не очернитель и не злопыхатель. И знаю праведников и подвижников среди священни­ков, монахов и православных мирян. Смешной маленький иеромонашек, бывший детдомовец, не расстающийся с метлой и без устали сную­щий по своей затерянной в тверских лесах оби­тели, когда наставлял меня перед исповедью, ни разу не сказал «твои грехи» - говорил только «наши». Из врождённой деликатности и мило­сердия в полном смысле этого слова. Я, может, даже больше, чем он, читал богословских тру­дов, но я твёрдо знаю, что как человек не гожусь ему и в подмётки! Священник, бывший офицер-«афганец» с боевыми наградами, сидя в компа­нии горланящих политические лозунги на ста­ничном «престольном» празднике казаков, спо­койно выслушал всех, а потом сказал два слова землякам, и всем стало стыдно: «Церковь устоит, и врата адовы не одолеют её».

Но есть нелёгкий вопрос: кто из тех, кто ныне Церковь представляет и «числится» в ней, на са­мом деле её укрепляет? Всё ли мы делаем, что можем и что должны? Ведь вера - это не толь­ко прибежище; она и подвиг. Если бы мы боль­ше думали - каждый сам за себя - об этом, то и с проповедью, и с примером, и с организаци­ей церковной жизни в России всё не обстояло бы так тяжело. Нашлись бы и новые подходы, и силы для их реализации. Я в этом уверен.

Я считаю, что Церковь сейчас в России отсту­пает. И свою долю вины в этом признаю. Но этого недостаточно. Хочется слышать и другие голоса. Не только виноватые, но и позитивные.

Бажен Петухов

Перейти к содержанию номера