На днях президент Владимир Путин подписал (и тем дал дорогу в жизнь) пресловутый закон о ювенальной юстиции. И, хотя для большей части общества это событие произошло как-то тихо и буднично, да и день был удачно выбран – воскресный, в нём всё же угадывается некая знаковость и рубежность. В затяжной и острой общественно-политической полемике вокруг темы «ювеналки», которая то скрыто, то явно сотрясала думающие слои отечественного социума, поставлена жирная точка. Президент перешел свой рубикон, и теперь обеим сторонам важно понять новое качество возникающей ситуации.

Понятно, что по сути дела, Путин и не мог не подписать этого пресловутого документа, который входит в пакет общеевропейских обязательств, де юре ратифицированных Россией в рамках Хельсинкского процесса. В то же время, очевидно и то, что на этом поле можно было еще поиграть, потянуть время, подискутировать, послушать мнение профессионалов, одним словом, замотать вопрос. Чего-чего, а этой науке наше многоопытное чиновничество обучать не надо. Отсюда делаем непреложный вывод: Путина что-то подстегнуло, побудило, даже заставило. Что-то или кто-то.

Внешняя обстановка вроде бы не наводит на мысль о том, что Москву в очередной раз зажали в стальные тиски и ей надо как-то выкручиваться или откупаться. Возможен, правда, и иной расклад, иной контекст вышеупомянутой вынужденности. Контекст не негативно-принудительный, а, напротив, позитивно-соглашательский. В последние месяц – два Запад по не очень для нас (широкой публике) понятным основаниям разнопланово смягчает зажим в полемике с Кремлём. Происходит это не то, чтобы откровенно и широковещательно, а как бы мелкими шажками, зато их много и на разных фронтах. Тут тебе и итальянские провинциальные парламентарии голосуют за отмену европейских санкций против России, тут тебе и Эрдоган выгибает спину и просит прощения, чуть дальше, за океаном – Трамп выражает готовность дружить и общаться с «русским медведем».

В политико-дипломатическом смысле все эти весточки не воспринимаются как случайность. Это часть большого концерта, где маленькие уступки складываются в аранжировку сложной игры. И Москва, разумеется, слышит эти сигналы, реагируя на них, в частности, встречной уступчивостью в принципиальных для Запада вопросах.

Этот же контекст поднимает ещё одну, правда, до боли сложную тему – вопрос о действительных ограничениях самодержавной власти российского президента уже в самой России. Этот аспект нельзя упускать из вида, если мы по-настоящему хотим разобраться в мотивах и причинах форсированного подписания «ювенального» закона. Выскажу предположение, что с момента передачи власти от Ельцина к Путину сферы влияния последнего на те или иные «участки» этой власти были изначально ограничены. Это, разумеется, допущение, версия. Но с течением времени, по мере того, как накапливался материал наблюдений за действиями нашего национального лидера, эта версия скорее подтверждается, чем опровергается.

Путин вполне деятелен, активен и решителен во внешней политике, оборонке и (особенно в последние годы) в области укрепления армии и спецслужб. Назовем эти сферы областью его изначальной прямой ответственности. Наряду с ними без труда просматриваются другие области – экономика, финансы, образование, наука, сми, культура, по отношению к которым президент почти не прибегает к ручному управлению. Во всяком случае, за минувшие полтора десятилетия ни одного серьезного сдвига – ни в кадровой политике, ни по сути – здесь не произошло. Возможное возражение на этот счет в том смысле, что сми четко следуют линии поддержания рейтинга Путина, можно отклонить констатацией того факта, что при любом раскладе Путин – это центр и ось политической модели. И в этом смысле сми всего-навсего делают обязательную работу.

В то же время, нельзя не заметить, что при явном росте в стране державно-патриотических настроений, тенденций и структур в те же самые годы, президент не совершил решительных шагов в пользу этих настроений. Во всех эфирах продолжает доминировать неолиберальная элита (в лучшем случае – сменившая тон на более державный, по модной конъюнктуре).

Отсутствие более или менее решительных шагов в «сферах ограниченного контроля», на наш взгляд, свидетельствует о том, что изначальная модель сдержек и противовесов, заложенная и чем-то негласно подкрепленная в 2000-м году, - эта модель в основном сохраняет свою актуальность и параметры. Фоновой тенью здесь присутствует и Запад, который, конечно, всерьез обеспокоен даже гипотетической возможностью выхода первого лица из-под «дружественного» колпака, особенно сегодня, когда уже сам Запад основательно трясёт.

Таким образом, наша злосчастная «ювеналка» становится не столько очередным «ужастиком» (можно ли нас ещё чем-то напугать?), сколько лакмусовой бумажкой преемственности неолиберальной парадигмы нынешнего режима. И всё бы ничего, если бы эта политическая модель, грубо навязанная России в лихие девяностые, работала исправно, являя миру образцы социального преуспеяния и гражданского согласия. Но нет, все ее части, все институты и структуры трещат по швам, грозя обрушить конструкцию прямо на головы своих создателей. Поистине, как сказано в Писании, это «дом, построенный на песке».

Понимает ли наш руководитель эту духовную истину? Чувствует ли, что чужеродный имплант неолиберализма отторгается русским национальным организмом, грозя серьезными потрясениями уже в самом ближайшем будущем? Видит ли нарастающую апатию большинства населения на фоне ничтожества и неэффективности действующей политической системы? Сознаёт ли, что русофобия Запада есть константа всемирной истирии, о чем он сам неоднократно упоминал в официальных речах? Если да, то, очевидно, самое время использовать свой действительно высокий рейтинг – высокий, но не вечный – для запуска давно назревших кадровых и структурных изменений, способных залить свежий социальный бетон в пошатнувшееся здание лукавого неолиберализма. Да, такую работу не назовёшь приятной или легкой. Но бывают времена, когда политику, хочет он того или нет, приходится воочию столкнуться с настоятельными советами Промысла Божия. От исполнения этих советов нередко зависит не только личная судьба политиков, но и судьба вверенных им государств и народов.

Александр Нотин